«Христианство требует забитости, смирения, покорности эксплуататорам, отказа от борьбы за лучшее будущее в ожидании иллюзорного вознаграждения после смерти» – слышали такое? Я еще застал время, когда это шло из каждого утюга. Но и сегодня смирение – самая непонятая из добродетелей, и это не удивительно.
Сергей Худиев
В добродетели смирения есть нечто глубоко неотмирное, прямо указывающее на небеса. Поэтому нам, падшим людям, живущим в падшем мире, так трудно ее понять – и так легко исказить. Многие христианские добродетели – милосердие или честность, например – понятны и мирским людям. Смирение – нечто новое, нечто уникально христианское. Мир часто не только не понимает его, но и отвергает и высмеивает.
Мирское отношение к смирению очень талантливо выразил великий немецкий мыслитель Фридрих Ницще.
Согласно Ницше, смирение объявили добродетелью завистливые рабы, которые и рады бы предаться радостям господ – гордыне, ненависти, мести, похоти – но не смеют.
Они вынуждены – под страхом побоев и смерти – быть кроткими, терпеливыми, беззлобно сносить обиды, за которые они бы охотно отомстили, но, слабаки, не могут. Поэтому они «делают из нужды добродетель» и объявляют свое вынужденное рабское поведение чем-то похвальным, а силу, смелость, гордость, готовность к насилию, которые отличают их господ – пороками, за которые те, потом когда-нибудь, попадут в ад.
Смирение, однако, само по себе становится проявлением воли к власти. Согласно Ницше, вся жизнь вообще есть воля к власти – но на человеческом уровне это воля может проявляться и не только в грубом насилии.
Могучий, сильный, безудержный воитель, радостно звеня доспехами, встречается с тихим, кротким, потупивших очи долу монахом. Конечно, в бою монах не имеет никаких шансов – но у него есть более изощренное оружие.
С елейной улыбкой он рассказывает воину про суд Божий, про рай и ад, грехи и добродетели, про то, что меч надо употреблять только для защиты сирых и убогих, плакать о своих грехах и всячески смиряться.
Воин попадает под обаяние проповеди монаха и начинает воспринимать свою силу, волю к господству, стремление к удовольствиям как что-то греховное. И хотя и предается всему этому, но уже с чувством вины и страха, которое он пытается подавить, отстегивая монаху денежки на постройку готических храмов. Так монах достигает власти, ни разу не держав в руках меча.
Фридрих Ницше
В анализе Ницше есть что-то верное – в мире действительно имеет место воля к власти и борьба за власть. Каждый стремится занять место повыше, спихнув ближних своих пониже, как в стае горилл каждый стремимся стать альфа-самцом.
Ницше неправ в другом – он считал, что это – норма; а это – патология. Люди не созданы, чтобы угнетать друг друга; они созданы, чтобы с любовью служить друг другу. То, что в жизни человечества гораздо больше угнетения, чем служения – проявление того, что и мы сами и мир, в котором мы живем, глубоко повреждены грехом.
И вот смирение – это, на самом деле, отсвет мира: каким он должен быть и каким он станет, когда Бог будет все во всем. Смиренный человек это посланец оттуда – именно поэтому он непонятен здесь.
Мир часто видит два варианта – либо ты подавляешь, либо тебя подавляют, а «любовью служите друг другу» – не видит, и поэтому воспринимает любой призыв к смирению как попытку хитростью его подчинить, загнать на ступеньку ниже в пищевой цепочке. Это крайне непопулярная добродетель; но она укоренена в самом центре нашей веры – в истине боговоплощения.
Мы верим, что в Иисусе Христе мы встречаем не просто великого Праведника, не просто великого Пророка или Учителя, но Бога. Как говорит Халкидонский догмат, Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. В Нем Бог и человек являются одной личностью.
Слова и деяния Иисуса – это слова и деяния Бога; Его обещания и предостережения – это обещания и предостережения Бога. Более того, гвозди, вбитые в человеческие руки Иисуса, были вбиты в руки Бога. Святой Апостол Павел заповедует пресвитерам «пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян.20:28), потому что кровь Иисуса – это кровь Бога.
В самом средоточии нашей веры стоит воплощенный Бог, Владыка и Судия вселенной, который терпит издевательства, насмешки, побои, и, наконец, лютую смерть от Своих творений.
Христос говорит о Себе:
«Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мар.10:42-45).
Выражение «Сын Человеческий» в устах Иисуса содержит явную отсылку к пророчеству Даниила, где «Сын Человеческий» – это кто-то, наделенный высшей властью над всем миром:
«Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан.7:13,14).
Иисус – Владыка мира, носитель высшей власти, и эта власть проявляется в том, что Он служит своим распинателям, полагая душу свою для их искупления. В античном мире существовала жестокая игра в «царя» – проигравший облачался в самую лучшую одежду, ему выказывали всяческие почести, а потом « убивали. (Мы видим отголосок этой игры в издевательствах солдат над Иисусом).
При этом если проигравший был богатым человеком, он мог отдать вместо себя на смерть раба – который должен был послужить ему, умерев вместо него. Владыка мироздания приходит, чтобы послужить своим мятежным рабам, умерев вместо них. Он добровольно занимает самое униженное место в мире – на Кресте – чтобы возвысить других.
Святой Апостол Павел приводит именно Господа как пример смирения:
«Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Фил.2:6-11).
Нам может быть не очень понятным это «будучи образом» – но греческий текст явно подразумевает божественную природу Сына, Его предвечное равенство с Отцом, за которое он не держится, но добровольно уничижает Себя, становясь человеком и принимая смерть. Предвечный Сын Божий отказывается от всего, чтобы послужить Отцу в Искуплении человеческого рода – и Отец превозносит Его (уже как человека, как представителя людей и главу нового человечества) «выше всякого имени».
Итак, смирение – это не забитость человека, которому не остается ничего лучшего; это добровольное предпочтение воли Божией, готовность служить, жертвовать и отдавать – вместо того, чтобы требовать себе служения, превозноситься и забирать.
Такое смирение связано с верой в то, что Бог, в итоге, прославит и превознесет тех, кто послужил Ему. Как говорит Господь в притче о званых на пир:
«Замечая же, как званые выбирали первые места, сказал им притчу: когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лук.14:7-11).
Нам не нужно возносить себя; как говорит Апостол, «Итак смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время» (1Пет.5:6).
Смиренный человек – это не тот, кто бормочет «я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех». Он вообще не носится с этим своим «я». У него есть более важные дела – служить Богу и ближним.
