В ЦЕРКОВЬ - НА РАБОТУ?

Чтобы иметь возможность бывать в церкви не раз в неделю, а каждый день, постно питаться, беседовать с единоверцами “о духовном”, некоторые новообращенные православные готовы даже оставить высокооплачиваемую работу и стать церковным певчим, чтецом, сторожем, уборщицей… Но принесет ли работа при храме пользу душе? Ведь в церкви — свои “искушения”.

Митрополит Антоний Сурожский в одной из своих книг рассказывал о крестьянине, который любил приходить в храм и проводить в нем долгие часы. На расспросы, чем же он занимается все это время, крестьянин отвечал: я смотрю на Бога, Бог смотрит на меня, и нам обоим хорошо. Для людей, с детства воспитанных в вере, пребывание в храме — на церковной службе или просто для молитвы — органичная часть жизни, но, пожалуй, только новоначальные испытывают от этого восторг, граничащий с евангельским “хорошо нам зде быти”.

С момента моего воцерковления прошло больше десяти лет, но я до сих пор помню, как не хотелось уходить из храма после службы, как тянуло зайти туда всякий раз, когда оказывалась рядом. Помню зависть — в хорошем смысле, если, конечно, зависть может быть в хорошем смысле, — ко всем “труждающимся”: певчим, свечницам, просфорницам, даже к церковному сторожу. Им-то уходить не надо, они “свои” в этом дивном мире, пахнущем воском и ладаном, в самой его сердцевине. Наверняка у каждого неофита, пусть даже только в теории, возникала эта мысль: и я тоже хочу. Хочу работать для Бога — и для вот этого конкретного храма в том числе.

Кстати, служащие в церкви стараются не называть свою работу работой. “Мы трудимся для Господа” — словно подчеркивая, что светская работа — это исключительно на благо своего кармана. Понятное дело, церковная зарплата (если она, конечно, есть) — это всего лишь скромное материальное приложение к духовной радости, но подход все равно странный. Практически любая работа делается для других людей, а все, что мы делаем для других добросовестно и с любовью, мы делаем для Господа. Так что я все-таки рискну назвать церковный труд работой. “Работайте Господеви со страхом и радуйтеся ему с трепетом” — эти слова псалма не только о духовном труде, но и о самом простом физическом.

Как говорится, будьте осторожны в своих желаниях — они могут исполниться. Два года я преподавала в воскресной школе и семь лет пою на клиросе, так что приходскую жизнь знаю изнутри. И смело могу сказать: труд в храме, за исключением некоторых нюансов, практически ничем не отличается от любой другой работы. Более того, если брать в расчет духовную специфику этого труда, есть в нем нечто такое, что делает его не слишком полезным для незрелых и слабых душ. И это не только мое мнение. Хорошо известен тот факт, что архимандрит Иоанн (Крестьянкин) не слишком охотно благословлял своих мирских духовных чад на приходское служение.

Как представляет себе “внутренность” церковного мира человек, который только-только к нему прикоснулся? Примерно как некий филиал Царства Божия на земле. И это не совсем иллюзия, скорее, дело в так называемой призывающей благодати, знакомой каждому новоначальному. В это удивительное время мы без какого-либо усилия замечаем все хорошее и в упор не видим негатива — душа просто отталкивает его от себя. И нет бы продлить этот период — но так хочется углубиться в церковную среду, и мы даже не даем себе труда задуматься, что ближе к храму не обязательно означает быть ближе к Богу.

Когда действительность не соответствует ожидаемому, это всегда неприятно и обидно. От обычной мирской работы никто не ждет неземных радостей. Она дает средства к существованию, позволяет общаться с людьми, а если к тому же доставляет удовольствие — чего еще желать. И даже если с работой что-то не так, ее всегда можно сменить, мир от этого не рухнет. Иное дело — церковь. Используя известное в православном рунете анонимное высказывание, “главная задача человека, увидевшего церковную жизнь изнутри, — сделать так, чтобы о ее содержании не узнали люди с деликатной душевной организацией”.

Неужели все так ужасно? Разумеется, нет. Просто каждый желающий трудиться в храме должен отдавать себе отчет, насколько он способен бороться с тем, что церковные тетеньки, поджав губы, называют “искушением”. Как это ни грустно, та часть Тела Христова, которую представляют собой живые люди, больна — потому что больны все мы, физически, душевно и духовно. Даже прославленные в лике святых при жизни были обычными людьми со своими недостатками, грехами, пороками, с которыми ониболее или менее успешно боролись. Вот и в церковь мы приносим свои мирские нестроения. Сможет ли новичок, окунувшийся в приходскую глубину, понять это, отбросить наносное, несвойственное настоящей духовной жизни — как мы принимаем любимого человека со всеми его недостатками? Или скажет, став в позу: “Нет, такая церковь мне не нужна, лучше уж “Бог-в-душе”?

Первое, с чем сталкиваешься, придя трудиться в храм, — это то, что приход напоминает гигантскую коммунальную квартиру (особенно если это небольшой приход). В нем все обо всех всё знают. А что не знают — домыслят. Поначалу это даже радует, поскольку процесс превращения в “своего” невозможен без накопления внутренней информации. Знакомства, установление отношений, разговоры, все более откровенные… И в какой-то момент понимаешь, что лучше бы тебе всего этого не знать.

В моем случае дружба с дочкой настоятеля привела к первому и очень серьезному кризису, резко оборвавшему мое церковное “детство”. Не вдаваясь в подробности, скажу, что я узнала от нее о таких моментах из жизни моего духовника, что долгое время не могла заставить себя просто подойти к нему под благословение. Впрочем, тут было и нечто положительное — случай этот раз и навсегда излечил меня от “рясофилии” и научил различать: вот сан священника, а вот самый обыкновенный человек в рясе, вовсе не святой, а такой же грешник, как и я, может, даже и похуже — потому что ему больше дано, больше и спросится.

Второй щекотливый момент — то, что один мой знакомый, регент, назвал “трапезным богословием”. Казалось бы, трапеза, за которой собираются все труженики храма, — самое удобное время обменяться новостями, поделиться опытом, задать вопросы и получить на них ответы. Но по количеству высказанных благоглупостей любая церковная трапеза может сравниться ну разве что с православным интернет-форумом. Сначала я думала, что только мне так не повезло, хотя петь, а следовательно, трапезничать и общаться довелось во многих храмах. Но, судя по рассказам, это общая тенденция. Здесь и суеверия, и жизненные установки, отдающие фанатическим изуверством, и дичайшие трактовки Священного Писания. Даже если трапезной в храме нет, от разговоров этих все равно никуда не денешься — догонят и в притворе, и на лавочке.

Многие верующие, часто посещающие храм, со временем замечают, что благоговение куда-то потихоньку уходит. Не то чтобы совсем равнодушие или какие-то кощунственно-циничные мысли (хотя бывает и такое), но нет уже того душевного жара и трепета, которые когда-то охватывали при первом же возгласе: “Благословенно Царство…”. Рутинная молитвенная работа, которую лишь изредка взрывают настоящие живые чувства. А что тогда говорить о тех, кто в храме каждый или почти каждый день и во время службы действительно работает — чтобы служба могла совершаться? Ну, священника не будем трогать, а остальные? Певчие поют, чтецы читают, свечницы за подсвечниками следят, работницы свечной лавки записки принимают. Когда им молиться? Особенно певчие часто жалуются: какая молитва, попасть бы в ноты, вот пойду в другой храм, там и помолюсь. Хорошо, если батюшка объяснит, что молитва бывает не только словесная, но и делом. Помогаешь другим молиться, — значит, и сам молишься.

А бывает и обратный вариант. Я тут пою (читаю, подсвечник чищу), мне законы не писаны. И уже можно во время службы посидеть, поболтать, журнальчик полистать, выйти покурить на Шестопсалмии. В певческих группах и сообществах очень популярен список из множества пунктов “Как развлечь себя во время службы” — эдакие вредные советы в духе Остера. Это, говорят, наш здоровый профессиональный цинизм, забывая, что профессиональный цинизм в принципе не бывает здоровым — это просто психологическая защита от перегрузок. Интересно, от чего надо защищаться на клиросе?

Из “мне законы не писаны” логично вытекает пренебрежительное отношение храмовых служащих к “простым” прихожанам. Или, как их зачастую называют, к “народу”. На вас никогда не орали церковные уборщицы за плохо вытертые ноги? Вас не выгоняли из храма за нарушенный дресс-код? Это еще что, вы бы послушали, как отзываются о вашем пении “мимо кассы” на клиросе, когда вы старательно выводите: “…И жизни будущаго века, аминь”. А еще — хихикают над вашими вербочками и березками, над обмотанными поверх брюк платками, над любым вашим промахом. “Ох, тут одна меня сегодня спросила… просто умора!” И когда певчие цепочкой выбегают на помазание, далеко не все из них сознают, что без очереди их пропускают вовсе не потому, что они высшая каста, а лишь потому, что им сейчас надо петь следующий ирмос.

Нельзя не сказать и о еще одном моменте, мистическом. Особенно это касается все того же клироса, который не зря называют церковным передним краем борьбы. Случается такое, что умный, милый, спокойный человек вдруг ни с того ни с сего ведет себя так, словно его муха укусила, а потом и сам не может понять, что на него нашло, почему сорвался, нагрубил, обиделся на невинное замечание. Да-да, именно оно — то самое пресловутое “искушение”, с которым зачастую не удается справиться. И сам грешишь, и других вводишь в соблазн осуждения: так вот ты какой, цветочек аленький! Рано или поздно проблемы отношений возникают на любом, даже очень дружном клиросе, да и не только на клиросе.

Ну и под конец на “неприличную” тему — денежную. В плане разрушения иллюзий она, пожалуй, самая действенная. Воистину, блажен тот, кто не получает в храме зарплату и вообще никак не сталкивается с этой стороной церковного бытия. Но это практически невозможно. Даже в самом бедном или, напротив, благополучном с точки зрения перераспределения денежных потоков храме всегда найдутся недовольные и завистливые, да еще и с длинными языками. “То ли он украл, то ли у него украли…” Одни жалуются, что зарплата маленькая, другие с подозрением смотрят на батюшкину новую машину или матушкино новое пальто. “Я на ремонт жертвовал, ремонта как не было, так и нет, а обновки — вот они”.

Ну, а где же плюсы работы в храме, почему о них ни слова? Да потому что это очевидно и можно описать кратко. Еще раз вернусь к истории, рассказанной владыкой Антонием. Храм — дом Божий. Я смотрю на Бога, Бог смотрит на меня, и нам обоим хорошо. А решать, трудиться в храме или нет, — вам и вашему духовнику. Бог в помощь.

Комментирует протоиерей Максим Козлов, настоятель храма Святой мученицы Татианы при Московском университете:

— Сразу по двум соображениям я не рекомендовал бы этого делать новообращенному христианину (устраиваться на работу в храм – прим. ред.) Во-первых, потому что немногие из нас приходят в Церковь с такой мерой покаяния, изменения своей личной жизни, какая, например, была у преподобной Марии Египетской и других великих святых. Мы от каких-то грубых грехов пытаемся отстать, но еще почти ничего в Церкви не умеем. А главное в Церкви — это молитва и Богообщение. Человеку же, в этом пока не укорененному, опыта молитвы и Богообщения не имеющему, очень легко подменить главное чем-то земным, что у него неплохо может получаться. Он может быть неплохим профессионалом по компьютерам, это пригодится в храме. Он может быть хорошим организатором по характеру и стать помощником при походах и паломнических поездках. Он может быть хорошим хозяйственником, его привлекут в помощники старосты. И это второстепенное человек может начать воспринимать свою деятельность как церковную жизнь, как-то, чем прежде всего нужно заниматься. И произойдет такая абберация, искажение духовного зрения. Это первая причина, по которой нужно посоветовать полгода, год, полтора года просто ходить в храм, молиться, привыкать к ритму богослужения, поста, личного молитвенного правила. Покаянию учиться. А потом уже потихонечку, шаг за шагом, начинать прилепляться к каким-то внешним видам церковной активности.

Второе. Церковь в некотором смысле сообщество святых, но в некотором, как говорил преподобный Ефрем Сирин, толпа кающихся грешников. И если новоначальный церковный человек слишком рано, не будучи в главном в церковной жизни укоренен, увидит немощи воцерковленных людей, о которых он часто со стороны думает как о том самом сообществе святых, включая и священнослужителей, которые могут оказаться вовсе не идеальными, то для него это может оказаться непросто переносимым соблазном. Когда-то, несколько лет спустя, когда все по-другому уже будет восприниматься, это и проблемой-то может не стать. А тут чуть ли не до ухода из Церкви можно дойти. Поэтому я бы не советовал слишком рано включаться в церковную работу и внешнюю церковную активность.

Пусть человек сначала почувствует себя в Церкви дома, а потом уже займется внешними трудами.

Источник: